Адам Киркор -
историк, этнограф, археолог, публицист, издатель, историк литературы родился в 1819 г. в деревне Сливин
Климовичского уезда. Образование получил в могилевской гимназии. Позже переехал
в Вильно. Общественный деятель либерального направления, А.Киркор являлся
членом-корреспондентом Императорского археологического и Русского
географического обществ, а также АН в Кракове. Занимался он, в основном,
изучением географии, этнографии,
статистики, краеведения Виленщины и вообще Литвы и Беларуси.
Редактируя
«Памятные книжки Виленской губернии» (1850-1854 г.), А.Киркор ввел в
них неофициальную часть, где помещал свои труды по истории и этнографии
Беларуси и Литвы. Материалы по краеведению он печатал и в газете «Виленский
вестник», где в 1859-1865 г.
был редактором. При жизни А.Киркора резко критиковали как в польской, так и в
русской печати. Одни называли его «польским интриганом», другие - «отступником,
предателем, царским наймитом».
Киркор
является автором большого количества не только исторических, но и
этнографических работ. Диапазон его научных интересов был необычайно широким,
начиная от изучения материальной культуры, и заканчивая исследованиями
конкретных форм обрядности, применительно к тем или иным микрорегионам
этнической территории белорусов. Одной из его значительных работ являлась
«Этнографический взгляд на Виленскую губернию», которую он начал разрабатывать
еще в 40 - 50 годах ХIХ века.
Многие из материалов Адам Киркор так и не смог опубликовать при жизни. В
Кракове в Отделе рукописей Ягеллонской библиотеки находится архив научных работ
А.Киркора. Большая часть неопубликованных рукописей посвящена белорусской
этнографии: «Записки путешествий», «Белорусский словарь и песни с дополнениями
описаний обрядов кутьи, каляд, игр и танцев белорусов». Некоторые из указанных
материалов, в фрагментарном виде, были опубликованы позднее в его
фундаментальных работах.
В
середине 70-х годов Киркор приступает к созданию фундаментального труда,
посвященного этнографии, истории и культуре Беларуси в форме комплексного
обозрения указанных проблем.
Эта
работа стала основой третьего тома знаменитого многотомного издания «Живописная
Россия», указанный том был издан в 1882 году. Территорию, явившуюся объектом
его интереса, А.Киркор называет Литовским Полесьем, объединяя этим понятием три
современные ему губернии: Ковенскую, Виленскую и Гродненскую.
Большое внимание А.Киркор уделяет природе
Литовского Полесья, особенно древней. Он отмечает, что древние литовские поселения основывались
среди вереницы озер, соединенных между собой непроходимыми топями, или среди
таких зыбучих мест, которые выдерживали только звериную лапу, да легкую обувь
«пешего литвина, называвшуюся по-русски «ходочками» [ А.Киркор, с.44 ]. Из-за
такой топи тевтонские рыцари не могли воевать с местным населением в полном
вооружении, а литовская дичь была «опасна для своих преследователей».
После Грюнвальдской битвы, в условиях
большей безопасности, от островных городов, «засевших на трясине» раскинулись
радиусами длинные мосты. Но, отмечает А.Киркор, в наше время исчезли все их
следы и названия. Только изредка любители археологии открывают на «громадных
протяжениях искусственных дорог древней
Литвы сохранившиеся почти в свежем виде, точно окаменелые, трехсаженные
бревна»; а рыбаки, в сухое время года, при тихой и ясной погоде, видят иногда
на дне прозрачных озер остатки каменных быков. Это сооружения исчезнувших
поколений, силившихся овладеть утопавшей в болотах почвой Литвы [ А.Киркор,
с.44, 166 ].
Естественно, что рыболовство было в
Литовском Полесье занятием ежедневным, а рыбный промысел господствовал над
всеми прочими. Почти в той же степени литовская природа способствовала и охоте,
которую А.Киркор называет «звероловством», и где, по его мнению, первое место
занимали бобровые гоны. Охотились на «золоторогих» Туров» (диких быков),
зубров, болотную рысь, лосей, волков. Но царем литовских зверей считался
медведь.
Обилие пушных зверей и настоятельная нужда
в меховой одежде способствовали чрезвычайному развитию охоты. Во время
охотничьих походов целые села участвовали в облавах. Княжившие и «пановавшие»
особы устраивали вокруг себя постоянные охотничьи дружины, которые во время
войн превращались в ополчения. Продукты звероловства составляли важную отрасль
хозяйства. Бочки соленой или вяленой зверины отправлялись по зимнему пути к
иноземным купцам в приморские фактории. Во время войны она составляла главный
съестной запас. Ветчина из дикого кабана принималась в казне вместо денежных
взносов. Звериными шкурами платили в судах пени и пошлины.
По мнению А.Киркора, именно богатство
водяной и лесной природы долго сдерживало сельское хозяйство. Слабое развитие
земледелия возмещалось не одним скотоводством, не одним рыбным и звериным
промыслом, но и пасеками или «бортными входами». Обилие липовых лесов, душистых
злаков и цветов, «производило несметные рои пчел». Медом, как и мехами,
население заменяло монету. Некоторые судебные пени взимались определенным
количеством меда, а восковые круги и свечи сделались в свое время
«обыкновенными взысканиями за церковные преступления» [А.Киркор, с.45-47].
Говоря о народностях Литовского Полесья,
А.Киркор отмечает, что литовцы и белорусы «сидят на землях собственных,
унаследованных спокон века», и, несмотря на различные исторические и
политические процессы, «пережили все невзгоды и случайности, ни с кем не
слились, а оба племени Полесья, живя целые столетия в таких близких сношениях,
сумели сохранить свои народности, свой язык, нравы и обычаи» [ А.Киркор,
с.11]. Самое трудное, замечает А.Киркор,
провести точную грань, отделяющую одно племя от другого. И резюмирует: «Возьмем
за основание язык, которым говорит народ» [ А.Киркор, с.12 ].
В народе, говорящем на литовском языке,
А.Киркор выделяет литовцев и жмудинов, языки которых «составляют два наречия,
хотя и очень близкие между собой». Среди славян выделяет кривичей, белорусов,
дейновцев и чернорусов. О последних пишет, что те до сих пор выделяются своим
костюмом, отличающимся, как у мужчин так и у женщин черным цветом. У женщин, за исключением одной рубашки, все
черное: головной убор, свитка, юбка и широкое покрывало, с головы и ниже колен,
из черного толстого холста. Мужчины носят черные свитки, штаны и даже шляпы. Во
всем остальном, как чернорусы, так и дейновцы ничем не отличаются от белорусов.
Точно также нет никаких особенных отличий между кривичами и белорусами [
А.Киркор, с.14 ].
К коренным жителям Литовского Полесья
А.Киркор причисляет и поляков. Польских
выходцев, переселенцев из собственно Польши, здесь немного, но коль скоро,
считает Киркор, многие белорусы и литовцы «усвоили себе польскую
национальность, польский язык и во многом (хотя и не во всем) польские нравы и
обычаи, наконец, коль скоро сами себя называют поляками, то не только с
этнографической, но и с нравственной точки зрения мы не имеем никакого права
называть их иначе» [ А.Киркор, с.11 ].
Кроме коренных обитателей Литовского
Полесья А.Киркор отмечает великоросов, татар, караимов, евреев, цыган и немцев.
О великоросах Киркор сообщает, что переселились они сюда во времена Патриарха
Никона, около 1655 г.
Они почти все старообрядцы разных толков и вполне сохранили свою
национальность, хотя многие хорошо говорят по-польски. Даже в физическом
отношении они сохранили «народный тип». Все они большей частью высокого роста,
крепкого сложения, цвет лица белый, волосы светлые, глаза голубые, носят усы и
бороды.
О татарах, появившихся в Литовском Полесье
в конце Х1У в. говорится, что они хотя сохранили восточный тип, хотя и теперь
остаются верными «закону Магомеда», но совершенно забыли по-татарски, так что и
Коран и другие богослужебные книги их переведены на польский язык [А.Киркор,
с.14-15].
К «древним поселенцам Литовского Полесья»
А.Киркор относит литовских евреев, пришедших в эту местность в первой половине
ХП в. из Киева. Позднее же, «пользуясь веротерпимостью великого князя Витовта,
много евреев переселилось в Литву из Польши». Киркор отмечает, что в
этнографическом отношении евреи Литовского Полесья имеют много общего как по
характеру, душевным свойствам и качествам, так и по нравам и обычаям, со всеми
евреями в Царстве Польском и в России и даже с германскими и австрийскими. «Нам
однако кажется, что литовские евреи лучше, благороднее всех других. Пороки,
дурные качества выработались судьбами и веками, но у литовских евреев вы
встретите и такие качества, каких бы вы напрасно искали у других евреев.
Отношение их к местному населению ближе, искреннее, нежели в других странах... Отличительной чертой их является любовь к
родине. Место, где он родился, где жили и умерли его родители, делается ему
дорогим, заветным... таких евреев, как в Литве мы не знаем: они лучше, теплее,
благороднее других» [ А.Киркор, с.17-18 ].
О немцах А.Киркор пишет, что те были
выписаны в Литву Гедемином в Х1У столетии. Они поселились здесь навсегда и
«давно уже потонули в омуте коренной народности». В третьем, четвертом колене
остается уже только фамилия, напоминающая немецкое происхождение, но
представители его уже ни аза не знают по-немецки [ А.Киркор, с.21].
Еще один
народ здесь проживающий - цыгане,
точное время появления которых автор не знает. Предание о цыганах в Литовском
Полесье утверждает, что они всегда вели кочевую, бродяжническую жизнь,
подчиняясь своим избранным королям. Киркор упоминает о неком лидском шляхтиче,
избранном цыганским королем за его храбрость и мужество, выразившееся в том,
что когда у него цыгане украли лошадь, он с двумя приятелями напал на целый
табор и отколотил всех бывших там цыган. В конце ХУШ в. основная масса цыган
перекочевывает в Турцию, а в Литовском Полесье остается незначительное число
цыган, не имевших уже ни начальников, ни
«правильной организации» [ А.Киркор, с.19-20 ].
Говоря о внешнем облике коренного
населения, А.Киркор отмечает, что литовцы, за редким исключением, имеют «волосы белокурые, в юности совершенно
белые....; в среднем возрасте и в старости волосы темнеют, но никогда не
переходят в рыжий цвет. Глаза у большинства голубые, нос большей частью
античный... Лицо и тело цвета совершено белого. Вообще настоящий литовец
физиономией рознится от белоруса, у которого черты более мужественные, волосы и
глаза большей частью темного цвета... Литовцы, как и белорусы бороду и усы бреют,
хотя в последние годы многие уже стали отращивать усы. Волосы на голове носят
длинные, с пробором ближе к правому виску» [ А.Киркор, с.25 ]. О женщинах А.Киркор говорит, что литовки
славятся своей красотой. Правильные черты лица, голубые глаза, белокурые
волосы, гибкий стан «отличают их от белорусских женщин, хотя между последними
тоже много красавиц». Самые же привлекательные женщины проживают в Трокском
уезде: «Нигде в Литве вы не встретите таких красивых женщин» [ А.Киркор, с.25,
164 ].
Одежда мужчин, как у литовцев, так и у
белорусов почти одинаковая. Сверх рубахи
носят короткие свитки из белого холста, осенью же и зимой - сермяги из серого
сукна и полушубок, кто побогаче - кожух ниже колен. Шапки различны - одни носят
с длинными ушами, подбитые овчинами, покрытые сукном; другие - обыкновенные
фуражки с козырьком. Летом многие носят соломенные шляпы домашнего изделия.
Литовцы подпоясываются ремнем, а белорусы - кушаком. Ближе к городам носят
длинные камзолы из синего сукна, с металлическими пуговицами, со стоячим
воротником. На ногах зажиточные носят сапоги. Многие носят на шее платки яркого
цвета.
Женщины поверх рубахи носят юбку,
передник, корсет с прорезом на груди, свитку или катанку из сукна. Цвета
обыкновенно самые яркие. На Жмуди женщины одеваются богаче, употребляя иногда
шелк и бархат. На голове замужние носят капторы, другие - платки. У девушек
из-под платка спадают две сплетенные косы с ленточками на концах. В большие
праздники, а также на свадьбах или крестинах девушки являются иногда без
платка, «в одних волосах, украшенных цветами» [ А.Киркор, с.25 ].
Останавливается А.Киркор на такой
особенности населения Литовского Полесья, как гостеприимство, отмечая, что
известно оно с древнейших времен и сохраняется до сих пор, особенно на Жмуди,
где народ зажиточней. «Если приезжему случится ночевать в деревне, он никогда
не останавливается в корчме, но заезжает к знакомому крестьянину... Хозяйка,
прежде всего, озаботится, чтобы покормить путника: на столе является жмудский
крупник, т.е. крепкий напиток, приготовленный из водки с медом, с примесью
разных кореньев, молоко, яичница, жареная курица, пиво».
Не отведать каждого блюда значило бы
обидеть хозяйку. Спать уложат гостя в особой чистой светлице. Все это
характерно не только для Жмуди. «В собственной Литве, а также в белорусских
приходах крестьяне не менее радушны, но они гораздо беднее жмудинов» [
А.Киркор, с.24 ].
Особое внимание уделяет А.Киркор мифологии
Литовского Полесья. Мир по мнению литовца существовал искони. Все
существовавшее в мире проявлялось двояко: как благодетельное или как гибельное,
т.е. было добром или злом. Надо всем господствовало предопределение. От него
зависела участь не только людей, но и богов.
Литовцы поклонялись небесным светилам.
Поклонение солнцу породило поклонение огню. Его зажигали перед главным богом,
громовержцем Перкуном или Перкуносом. Истукан Перкуна обычно ставили под дубом.
Поэтому и сам дуб почитался священным. Были особые рощи, которых никто не мог
коснуться. Эти рощи, равно как и отдельные деревья, особенно старые,
пользовались большим уважением. Их окружали заборами, и поклонение им долго еще
продолжалось после введения христианства. Киркор отмечает, что в некоторых
местах и до сих пор существуют леса, называемые священными рощами, и народ
питает к ним «бессознательное, родовое уважение».
Не обошла мифология и Балтийское море.
Королем или богом моря, покровителем моряков был Дзивсвитс. Королевой же была
прекрасная Юрата. Великолепный чертог ее на дне моря был весь из янтаря, пороги
из золота, крыша из рыбьей чешуи.. Двор ее составляли морские нимфы Чельтице.
Они носили платье из рыбьей чешуи, украшенное жемчугом. На голове - короны из
янтаря. Эти балтийские русалки одарены были чудесным голосом. Пением они
привлекали к себе красивых юношей, не щадили ласк, выманивая обещание, что станут
жить с ними на дне моря. Кто давал такое обещание, того увлекали и душили в
своих объятиях. Чтобы откупиться от них,
рыбаки приносили им в дар по одной штуке каждого сорта изловленной ими рыбы [ А.Киркор, с.30-37 ].
Останавливается А.Киркор и на обрядности
народов Литовского Полесья, отмечая, что обряды сватовства, сговора и самой
свадьбы замечательны своей простотой и песнями и схожи между собой у литовцев и
белорусов. У литовцев, также как у белорусов, когда молодцу приглянулась
девушка, и когда со стороны его родителей последует на это согласие, посылают в
дом родителей девушки официального свата, который ведет такую речь: «У старого
Жвирблиса из Бутенова есть молодой голубь, как месяц ясный; но вот беда, нет
для него голубицы. А какой голубь, какой голубь! За горами, за морями, говорили
нам, что у вас есть голубица. Так нельзя ли бы соединить этих голубков? Сколько
бы от них произошло голубочков, белых, золотых, алмазных!».
На такое воззвание родители девушки, если
не хотят этого замужества, отвечают кратко: «Нет у нас такой голубки». В
противном случае, т.е. если согласны, говорят: «Хорошо, да благословит
Господь!».
Накануне бракосочетания молодой дарит
невесте башмаки. Отец молодой после угощения в присутствии всех собравшихся
родных и соседей, объявляет, какое за дочерью дает приданое, затем наливает
деревянный кувшин пивом и «пьет к молодому; последний кланяется ему в ноги,
пьет к одному из старших в семействе или из числа гостей, а тот передает кувшин
следующему». Это круговое питье из одного кувшина служит порукой в исполнении
обещаний с обеих сторон.
Рассказывает Киркор и о погребальных
обрядах как прошлых, так и ему современных, обращая внимание на то, что в
нынешних обрядах как при похоронах, так и поминках «несмотря на христианскую
обстановку до сих пор сохранилось много языческого». Из избы, где был
умирающий, следовало вынести все семена, потому что они не взойдут, оставаясь в
той избе, где покойник. Если предсмертные страдания продолжительны, из-под
головы умирающего вынимают подушку, а в потолке над ним делают небольшое
отверстие, чтобы душа свободнее могла улететь. В районе Сувалок умирающего
клали на пол. Тотчас после смерти, покойному закрывают глаза, чтобы он не
заманивал других на тот свет.
Многие обряды связаны с занятиями
населения. Из всех сельских занятий жатва - самое уважаемое и любимое. По ее
окончанию совершают дожинки, почти одинаково, как у литовцев, так и у
белорусов. Обыкновенно выбирают самую красивую девушку, которая со всеми
жницами отправляется с песнями в господский дом и вручает владельцу венок из
ржи. Последний одаряет девушку и приглашает всех собравшихся повеселиться.
После угощения появляется деревенская музыка, зажигаются костры, песни и пляски
продолжаются до глубокой ночи [ А.Киркор, с.22-25 ].
Язычество и христианство в Литовском
Полесье тесно переплеталось. Например, народ чтил вербу, в которую, по преданию
обратилась богиня плодородия. Духовенство повесило икону на вербе, и народ
продолжал молиться перед нею. Духовенство радовалось, что молятся перед иконой;
народ радовался, что не запрещают молиться перед вербой [А.Киркор, с.33 ].
Праздничные обряды литовцев имели и теперь имеют много общего со
славянскими вообще и белорусскими в особенности. Так, праздник Рождества
напоминал праздник Коляды. Новый год праздновался языческим «щедрым вечером», в
Троицын день завивали венки, в день Рождества Иоанна Предтечи скакали через огонь, в день Петра и Павла
строили качели. Большая часть всего этого, замечает А.Киркор, и до сих пор сохранилась.
Он считает, что суеверия, предрассудки не могут быть искоренены, пока масса
населения остается темной. Он обращает внимание на то, что литовцы, под
влиянием духовенства, сумели придать своим обрядам совершенно христианский
характер. Тем не менее, предрассудки не только уцелели от прежнего времени, но
и пополнились позаимствованными от соседей белорусов, у которых едва ли не
больше разных суеверных обычаев, чем у литовцев. Рождение, крестины, сговор,
свадьбы, похороны, поминки как у одних, так и у других сопровождаются до сих
пор многочисленными предрассудками, взятыми живьем из язычества и до сих пор
сохраняемыми и почитаемыми.
Еще в пятидесятых годах Х1Х века в
Дисненском уезде, в селении Гнездилово, к церкви в храмовый праздник собиралось множество
народу из окрестностей совершить особого рода поминки по умершим. Каждый
приводил с собой козу. Коз этих торжественно закалывали, жарили и съедали на
кладбище, на могилах родных и друзей. Коза в белорусской мифологии была
символом молнии. Обряд с козой - древний обычай, восходящий к язычеству [
А.Киркор, с.34, 41-42 ].
Адам Киркор замечает, что на Литовском
Полесье народ очень набожен, однако набожность заключается только в обрядности,
которую народ очень любит. Люди усердно ходят в свои костелы, при каждом случае
служат молебны, совершают крестные ходы, ставят во множестве на полях, при
дорогах, на перекрестках кресты с распятиями, фигуры святых, но этим «почти и
ограничиваются их религиозные понятия. Вот почему эта набожность, которой суть заключается
только в обрядности, нисколько не препятствует им в то же время соблюдать
завещанные от прадедов разные обычаи, верить в предрассудки, которых начало
надобно искать в язычестве» [ А.Киркор, с.21 ].
Восхищается А.Киркор народными песнями,
отмечая, что песни литовцев относятся к
глубокой старине. Народ и до сих пор поет такие песни, в которых упоминается о
языческих богах. «Что же мы слышим в этих песнях? В них веют теплые ветры, поют
прекрасные девы, цветут луга, лилии, розы; дети плачут на могилах родителей;
брат брату, сестра сестре, мать дочери подают дружественные, родственные руки и
взаимно благословляют один другого. Ни одна песня не оскорбляет целомудренного
уха, нигде любовь не обезображена циничным бесстыдством или прославлением разврата.
Не только песни, но и вообще поверья, пословицы, народные обычаи убеждают
положительным образом, что если литовец на войне был храбр, мужественен, даже
дик и жесток, зато дома, при
семейном
очаге он был кроток, добр, даже поэтичен». Подобного поэтического настроения,
по мнению Киркора, трудно сыскать у других народов [ А.Киркор, с.40, 164 ].
Подробная этнография Литовского Полесья,
убежден Адам Киркор, потребовала бы целых томов.
_________________
Живописная Россия.-Т.3:
Репринт. воспроизв. изд. 1882
г./ Под ред. П.П. Семенова. - Мн., БелЭН, 1993.
